Серебристый двухместный флаер с черной аэрографией, взятый в прокат, гостеприимно дожидается за дверью ресторана. Мягкие сиденья, обтянутые безумно дорогой натуральной кожей принимают в свои объятия. Ей, опоенной и одурманенной, не терпится получить желаемое, но кавалер предлагает сперва выпить еще, и она соглашается – боится протрезветь, боится, что это волшебное состояние исчезнет. Вино, предусмотрительно спрятанное в бардачке, плещется в прихваченные из ресторана бокалы. Катеньке кажется, что ее прекрасный спутник мальчишески пошутил, элегантно украв бокалы под полой пиджака – на самом деле Коста вложил в счет дополнительную купюру, которой бы хватило и на дюжину таких бокалов.
Естественно, в пробке, перекрывающей горлышко бутылки, не видно микроскопического прокола.
Вино янтарным каскадом плещется в хрусталь, она осушает бокал залпом – сейчас не до смакования вкуса, желаемое слишком близко, чтобы отвлекаться на тонкий букет.
От жарких, полных вожделения поцелуев не увернуться – только если оттолкнуть, но это будет неправильной тактикой. И Коста сжимает кулаки до боли, проклиная собственную неосторожность, но терпит – сейчас начнет действовать второй препарат, начинка бутылки.
Препарат действует минут через пять, к тому времени крылатый уже лишен пиджака, а рубашка расстегнута до пупка. Но Катя вдруг обмякает, медленно сползая на второе сиденье.
Теперь можно и губу прикусить, и ногти в ладони вонзить. Жаль, большего себе нельзя позволить.
Все будет. Потом. Только сделать все, что необходимо, и отвезти бедняжку домой – а потом можно… Но сперва дело.
Он осторожно поворачивает ее к себе, поддерживая ладонью под затылок.
– Как тебя зовут? – сперва простые вопросы.
– Екатерина Антоновна Годзальская.
– Где ты учишься?
– В Высшем Институте Петербурга.
– У тебя есть родители?
– Да.
– Ты сегодня была на занятиях?
– Да.
– А чем занималась после занятий?
– Встречалась с Кречетом.
– Кто такой Кречет?
– Куратор моего проекта.
– В тайной студенческой организации?
– Да.
– Как называется организация?
– "Виктория".
– Кто ее возглавляет?
– Велес.
– Какое его настоящее имя?
Вопросы сыпались один за другим. Катенька оказалась кладезем ценнейшей информации. Спустя примерно полчаса Коста знал о "Виктории" почти все, начиная от точного списка ее членов – к слову сказать, на тридцать имен отличающегося от списка, предоставленного Покорным слугой, и заканчивая их целями, как глобальными, так и локальными. Подробности о большинстве проектов Кате были не известны, но это не столь существенная деталь.
– Куда тебя отвезти?
– Большая Пушкарская, дом восемь… – прошептала обессиленная жертва.
– Хорошо. А теперь – спи.
Серебристый флаер долетел до Петроградки буквально за десять минут. Узнав номер квартиры и добыв из сумочки Кати ключи, Коста поднял девушку на руки.
С дверью пришлось повозиться минут пять. К счастью, студентка жила одна. Попав в квартиру, крылатый сразу же направился в спальню. Осторожно уложил свою ношу на постель, вернулся к двери – не оставлять же ее нараспашку? Запер изнутри все замки, бросил ключи на тумбочку, и вернулся в комнату. Катя распростерлась на кровати, раскинула руки, глаза ее были закрыты.
Он приблизился, наклонился. Прислушался к неровному дыханию. Бережно коснулся щеки – не отреагировала. Спит… что ж, оно и к лучшему, не придется создавать и без того измученному сегодняшним днем организму лишних потрясений.
– Спи, малышка. И прости меня, – беззвучно вымолвил Коста.
Подошел к окну – закрыто. Подоконник с наружной стороны широкий, хорошо. Крылатый распахнул створки, вскочил на подоконник и раскрыл крылья – глубокой ночью увидеть его было некому, а летать на бесплотных крыльях невозможно. Конечно, можно просто спрыгнуть, переломы срослись бы минут за пять, но зачем?
– Не уходи!
Вздрогнув, Коста обернулся.
Катя сидела на кровати и с мольбой смотрела на него. Она видела, не могла не видеть его нечеловеческую природу – и просила остаться.
Бешеный каскад мыслей пронесся в голове с пугающей скоростью.
"Почему она проснулась? Я не мог ее разбудить. Один шаг, и я внизу. Она не вспомнит, подумает – приснилось. Зачем она проснулась? Зачем она просит остаться? Я больше никогда не должен ее видеть. Она меня видела. Она видела крылья".
И заключительным, пугающим аккордом – "Меня никто и никогда не должен видеть таким".
– Ты ангел? – тихо спросила Катенька, пока Коста замер на подоконнике заледеневшей статуей.
Крылатый вздрогнул.
– Нет. Я демон возмездия, – неожиданно сорвалось с пересохших губ.
Девушка покачала головой.
– Неправда. Иди сюда.
– Нельзя, – последние ее слова почему-то подействовали отрезвляюще, он выпрямился, и шагнул вперед…
– Не оставляй меня! – отчаянно, словно перед смертью, вскрикнула она и бросилась к окну.
Бритвенно-острая кромка пера легко пронзила податливую плоть. Кате не повезло – в этот момент Коста взмахнул крылом, и глубокий, но узкий порез превратился в широкую, кровоточащую рану.
Ее крик заставил его, уже взлетевшего, обернуться.
Тонкая девичья фигурка в легком светлом платье, на котором яростно и страшно выделяются следы крови.
"Будь я проклят!" – шипит крылатый, выворачивая крыло и тут же приземляясь на подоконник.
Подхватить на руки, уложить на кровать. Она не кричит, только тихонько стонет. Коротко коснуться точки на шее – несколько минут будет без сознания. В рану льется чистая, почти ощутимая и видимая глазом энергия. Завтра Коста не сможет даже встать – но это будет завтра.