Иной Путь - Страница 35

– Я не спорю, что в этом случае ничего действительно страшного не случилось. Но скажи: если бы подобная ситуация сложилась бы со взрослым мужчиной, для которого увольнение практически равносильно смерти – ты бы все равно поступил так же? – Вениамин Андреевич чуть прищурился, глядя на воспитанника поверх кружки с чаем.

Стас размышлял всего несколько секунд.

– Да. Тем более да. Если он взрослый, но ведет себя, как Макс – то он еще не такое заслужил. Взрослый человек должен понимать последствия своих поступков лучше.

– Вот именно, – многозначительно проговорил инженер. – Ты считаешь себя взрослым человеком?

– Да, – не задумываясь, отозвался юноша. А какой подросток на его месте ответил бы иначе?

– Вот и подумай тогда над последствиями своего гипотетического поступка в отношении этого абстрактного человека, которого за его пакости ты – опять же, гипотетически – довел до безработицы.

– Он это заслужил, – упрямо набычился Стас. – И я не понимаю, что…

– Он – возможно. Но ты забываешь о том, что почти нет таких людей, которые полностью независимы ни от кого, ни с кем не связаны и от которых никто не зависит, – мужчина поднялся. – Пойду, впущу твоего приятеля.

Только сейчас парень расслышал тихую мелодию дверного звонка, работавшего в ночном режиме.

– Вы думаете, это Гранд?

– Может, мы не будем строить предположения и узнаем наверняка? – Вениамин Андреевич улыбнулся, и вышел в коридор.

Спустя минуту он вернулся. Из-за плеча инженера выглядывала растрепанная черноволосая голова.

– Прости, что гадостей наговорил тогда. У отца в особняке каждый уголок снимается на видео, а если бы он узнал, что я с тобой общался в трущобах… звиздец был бы, – Гранд щелкнул зажигалкой, прикуривая, и жадно затянулся. – В доме курить нельзя, засекут – батя меня убьет. Так вот, если бы он узнал, то и тебя в живых не оставил бы, и меня отправил бы в какой-нибудь закрытый интернат для трудных детей с богатыми родителями, – мальчишка содрогнулся.

– Какой интернат, Гранд? Тебе ж уже четырнадцать, а туда только малолетних берут.

– Ну как тебе сказать… вообще-то мне тринадцать еще. И четырнадцать только через полгода стукнет. Вот и приходится пока что сидеть тише мыши. Не хочу туда опять… – его снова передернуло.

– Раз не хочешь, то давай даже говорить не будем. Ты мне лучше расскажи, как ты вообще в трущобы попал, а главное – что с вами случилось после ареста, с тобой и с Админом, – Стас тоже достал сигареты: курил он теперь очень редко, но сейчас хотелось ощутить знакомый табачный привкус на языке.

– Да что там могло быть… Админа отправили в какую-то корпорацию рабом на пять лет, а меня отец сразу забрал, как только узнал. Я хоть чип из руки и выковырял, когда сбежал, но по снимку сетчатки меня сразу опознали. И оказался я снова в этой гребаной дипломатической семейке, будь она неладна… – Гранд потянулся за новой сигаретой. – Хорошо еще, батя не узнал, что я джамп принимаю, а то сразу в интернат отправил бы.

– Как ты вообще оказался в Свободном городе?

– Да говорю же, сбежал. Тошнит меня от всех этих приемов, от политической возни корпораций и прочей мерзости. Помнишь, мы в трущобах шутили так мрачно, что обычно дерьмо всплывает, а у нас почему-то наоборот, на самое дно опускается. В трущобы, то есть. Так вот, на самом деле настоящее дерьмо и вправду всплывает. На самый верх. И все это дерьмо вокруг меня так и плавает. И воняет. А батя – самый вонючий из всех – хочет, чтобы я тоже таким дерьмом стал. Дипломатом или политиком, то есть. А мне противно.

– А ты кем хотел бы стать?

– Ты смеяться будешь, – Гранд весело ухмыльнулся. – Врачом. Хирургом и исследователем.

– Тебе ж от вида крови нехорошо делается, – рассмеялся Стас. – Какой из тебя хирург?

– Если бы была реальная возможность – то я бы эту боязнь переборол бы. Честное слово. Я раньше очень высоты боялся, но хотел прыгнуть с парашютом. В результате победил страх и таки прыгнул.

– И как?

– Ногу сломал при приземлении… – нехотя ответил приятель.

Оба расхохотались.

– И все же, почему врачом?

Гранд резко погрустнел.

– У меня же мама была… она умерла чуть больше трех лет назад, мне только десять исполнилось. От восточного туберкулеза. Осталась бабушка, мама мамы. Но она тоже умерла, год назад. От старости. Я после ее смерти и сбежал. Я потому и хочу стать врачом, чтобы найти лекарство.

– От восточного туберкулеза или от старости?

– И от того, и от другого, – совершенно серьезно ответил мальчишка.

– Ты представляешь, сколько сволочей тогда смогут прожить гораздо дольше отпущенного им сейчас века?

– А я бы не стал давать сволочам это лекарство. Я бы еще изобрел препарат, вроде сыворотки правды, который проверял бы всех на уровень сволочизма. Такой типа тест. И давал бы лекарства только тем, кто тест прошел бы, – Гранд мечтательно вздохнул. – Только отец не позволит мне стать врачом. Он заставит меня идти учиться на политика. И я покончу с собой.

– Ты что такое несешь? – немного испуганный Стас отвесил приятелю подзатыльник.

– А что мне еще делать? Стек, я реально хотел бы стать врачом. Я до фига читал про это. Например, я знаю, что тот же джамп совсем не так безвреден, как про него говорят. Но мне по фигу, мне терять нечего. Потому я его принимаю. Это единственная возможность почувствовать, что я и правда чего-то могу. Я не выживу в этом дерьме. Незачем.

Стас поймал взгляд Гранда – в нем читалось какое-то совсем не мальчишеское отчаяние, и горькая решимость. Он не бахвалился, не пытался спровоцировать на уговоры не кончать с собой, не хотел привлечь к себе внимание. Этот тринадцатилетний паренек уже всерьез решил, что покончит с собой, когда станет совсем невыносимо.